XXXIX. КТО ЭТО БЫЛ? & ХL. ОТГОН НАШЛАСЬ

XXXIX. КТО ЭТО БЫЛ?
Яримпил прилетел в столицу ночью. Сразу поехал в Селенгинский и Дарханульский аймаки, где принялся осматривать здания, брошенные русскими. Он искал помещение недалеко от железной дороги, где можно было бы расположить производство. Ему понравилось одно здание, укрывшееся среди гор. Там жили раньше военные из ракетного подразделения. С виду - неказистое, ничье внимание не привлечет. Но уходит далеко под землю, где есть большое помещение. Только сейчас он понял, что русские военные держали большую часть техники не на поверхности, а под землей. Цена приемлема. Он страшно устал, проведя в поисках несколько дней без сна и отдыха. Но был доволен, что нашел то, что искал. Место просто отличное. На пересечении рек Орхона и Селенги, с густым лесом, с хорошими травами. Рядом проходила высоковольтная линия, недалеко дорога. Это важно. В лесу много ягод, грибов, в реке водится рыба.
Яримпила задели слова Янагисова о том, что в Монголии мало рыбы. Это не давало ему покоя. Он мечтал, как привезет сюда японца и при нем выловит из Селенги или Орхона большого тайменя. С недавнего времени в голове крутилась и крутилась одна мысль. Сначала она была неясным предположением, затем стала разворачиваться и теперь уже совсем окрепла. Он никому не рассказывал о ней. «Придет время, тогда расскажу», - думал он, сам немного пугаясь ее.
По пути домой Яримпил почувствовал, что голоден. В животе урчало. А есть ли что-то съестное в холодильнике? Он не помнил. Что делать? Заехать, что ли, в ночной магазин по дороге домой? Там можно что-нибудь прихватить.
Когда машина подъехала к магазину, двери открылись, и на пороге появилась Цэцэгма.
- Как съездил? Устал? - Спросила она мягко, теплой белой ладонью дотронувшись до руки Яримпила. Яримпил почувствовал, как защемило сердце. Но он не поддался, и верный мужской гордыне, грубовато ответил:
- Нет, не очень. Что ты здесь делаешь ночью? Кто-то из продавцов заболел?
- Никто не заболел. Думала, может быть, ты заедешь. Потом еще хотела подготовить кое-что для завтрашнего праздника железнодорожника, - Цэцэгма оборвала свои слова и отвернулась.
Яримпил почувствовал жалость к этой девушке и гордость за нее. Не понимая, что делает, прижал ее голову к груди.
- Есть что-нибудь зажевать, хорошая моя? Проголодался, ужас. Был бы целый ягненок, и того бы, кажется, проглотил. С утра маковой росинки во рту не было.
Он весело смеялся. Цэцэгма бросив на него взгляд, полный любви, будто пришла в себя.
- Сейчас, сейчас. Мойте руки с шофером, отряхнитесь. Я быстро…
Она кинулась к кафе. Ноги ее несли, не касаясь пола. По всему телу била горячая кровь, в голове шумело от радости, казалось, сейчас упадет в обморок. Она вбежала на кухню, схватила ковш, чтобы налить воды. Руки дрожали, ее била дрожь. Цэцэгма опустила голову над баком с холодной водой. Бросила в лицо полную пригоршню влаги. Забыв стыд, расстегнула ворот, стала брызгать внутрь. Тихо смеялась, как помешанная. Глаза блестели, лицо залило краской, острые груди светились из-под тонкой блузки матовым светом. Цэцэгма была в этот момент красивой, точно сказочная принцесса.
Она была взволнована. Неужели она смогла тронуть сердце Яримпила? Как ни старалась, какие уловки ни придумывала, ничего не получалось. Только сегодня удалось добиться своего. Теперь уж рыбак, который сумел подцепить на крючок рыбку, не позволит ей сорваться! Цэцэгма выдернула шнур от электрической плиты, спрятала его, быстро собрала чеснок, лук, нарезанное мясо, копченую колбасу, огурцы, приготовленное тесто, сложила все в полиэтиленовый мешок, сунула в сумку бутылку коньяка и быстро выбежала из кухни.
Яримпил, возбужденный неожиданной ночной встречей не меньше Цэцэгмы, широко раскрыв ворот рубашки, тщательно мыл шею и руки. Он не успел сесть на стул, когда услышал шаги Цэцэгмы.
- Уже все готово? Ну-ка покажи! - Он искренне удивился.
- Потерпи, ястреб сизокрылый. Шнур от плиты куда-то подевался. Днем не было тока, с плитой что-то случилось, и папа хотел показать ее электрику. Наверное, забрал с собой.
Я все собрала. Чего там, поехали к тебе, за минуту все приготовлю. Тебе бозы или хушуры? - Она стреляла глазками, откровенно заигрывая.
- Тогда поехали! Я так и так думал заскочить сюда, купить что-нибудь, а потом ехать домой. - Яримпил стал быстро застегивать рубашку.
Шофер отвез их домой к Яримпила и уехал, сказав, что не голоден, и хочет побыстрее добраться до дома. Цэцэгма была взволнованна и рада, что все произошло так, как она задумала. У нее, будто крылья выросли за спиной, она быстро побежала вверх по лестнице. Догнав Яримпила, обняла его и прижалась. Положив руки на плечи, потерлась щекой о его широкую грудь. От нее пахло тонкими, изысканными духами. У Яримпила закружилась голова, и перед глазами все поплыло.
Цэцэгма встала на рассвете, накинула на себя рубашку только что заснувшего Яримпила, пошла в ванную и легла в горячую воду. Она вытянулась, смотря в потолок, тело расслабилось, и глаза сами собой закрылись. Цэцэгма лежала без движения, улыбаясь. Когда Яримпил, придя в неистовство, бросился на нее, как барс, Цэцэгма стала притворно вырываться как заяц, выскальзывать, словно лиса. Яримпил распалялся от этого все сильнее и сильнее. Играя - то убегая, то прижимаясь к молодому человеку, она продолжала его мучить. Наконец, желание Яримпила дошло до предела, он изнемог. Тогда она сдалась на его милость и позволила овладеть. Забывший о том, что голоден, что устал, Яримпил вымок, точно мышь. Цэцэгма резвилась, как вздумается, выделывала, что хотела. Нацеловавшись и насытившись, она на рассвете оставила юношу. Тот, не успев опустить голову на подушку, заснул. Тогда Цэцэгма тихо встала и пошла в ванную привести себя в порядок. Все, что случилось, казалось ей-то сказкой, то былью. Верилось с трудом. Цэцэгма торопливо вышла из воды и проскользнула в спальню.
Яримпил спал, счастливо улыбаясь. Цэцэгма долго смотрела на него. Потом подошла и поцеловала в лоб. Яримпил не проснулся. Цэцэгма тихо засмеялась, скинула наброшенную рубашку, бросила на стул, подошла к окну и, смотря на еле заметно светлеющее небо, радостно вскинула руки и потянулась. Черные тяжелые волосы падали ей на плечи, на спину. Белые круглые груди будто источали свет, щекотали воздух. Длинная шея без единой складки была нежной, как у ребенка. Она притягивала взгляд каждого, кто смотрел на нее. Была стройной, гибкой, тонкой в талии и округлой в бедрах. Ноги прямые, сильные, а кожа тонкая и шелковистая.
Рассветало, с каждой минутой становилось светлее. В утреннем свете девичий портрет наполнялся красками, в нем прибавлялось жизни, плоти. Если бы ее кто-то видел в этот момент, мог подумать, что воплощение Белой Дара-эхэ вдруг спустилось с небес. Продолжая улыбаться, она обернулась. Лицо ее светилось, белые зубы сверкали, умные черные глаза лучились любовью. Смотреть на нее не насмотришься, рассказывать, не расскажешь. Чистота, свет, красота - все было в этой девушке.
Цэцэгма тонкими изящными пальцами приподняла пуховое одеяло, встряхнула и с жадным нетерпением скользнула в объятия Яримпила. Тот хотя и спал глубоким сном и проснуться ему было трудно, когда его коснулось нежное девичье тело, открыл глаза, как пронзенный страшной силой. Цэцэгма кокетливо изогнулась, обхватила за шею, прижалась губами к губам, поиграла языком, рывком поднялась и села верхом. Яримпил, словно боясь потерять ее, обнял и закрыл глаза. Цэцэгма с неистовой страстью, раскачиваясь, постанывая и всхлипывая, помчалась куда-то ввысь…
В этот день Яримпил до обеда так и не явился на работу. Цэцэгма же сказала отцу, что пошла в какое-то учреждение по делам. Старик Нямжав с подозрением кидал взгляды на дочь, которая вдруг стала радостной, не могущей сдержать веселье, летающей, как на крыльях. Девушка, занятая непрерывной работой, нетерпеливыми клиентами, то и дело хлопавшими дверьми, погруженная в свои мысли и желания, вовсе не замечала этого. Ей хотелось спать, глаза закрывались, она зевала, но мысли уйти с работы не было. Наоборот, у нее все горело в руках, все спорилось, она была готова петь и успевать в три раза больше. Никто раньше не видел ее в таком приподнятом состоянии.
Цэцэгма каждый час жарила лук. Запах от него щекотал обоняние прохожих, перелетал по ветру дальше и дальше, звал больше и больше народу. Как будто кто-то решил прибавить еще что-то к ее радости, и клиентов в этот день было особенно много.
- Здесь отличные хушуры готовят. Я каждые два-три дня сюда заглядываю. Эх, прямо как в старых уланбаторских харчевнях китайцев, - говорил пятидесятилетний мужчина, высасывая обильный сок из хушура, сложив губы трубочкой.
- Заверните, пожалуйста, пятьдесят хушуров, - попросила девушка, подавая Цэцэгме полиэтиленовый пакет.
- Как много вы берете! А если тем, кто за вами не хватит? - Сердито заворчала женщина, стоящая в очереди за девушкой.
- Весь наш цех заказал, - извиняющимся голосом ответила девушка.
Цэцэгма посмотрела на очередь и успокоила:
- Не волнуйтесь! Не задержим вас ни на минуту. Сейчас все будет готово.
- Три хушура и чай, - произнесла молодая женщина с ребенком на руках.
Цэцэгма приветливо улыбнулась, налила чай, приправленный мукой, подала тарелку с хушурами.
- Сможет он разжевать хушуры-то? Может быть, каши подать?
- Не надо, спасибо, - скромно ответила женщина.
Эта женщина с ребенком заходила сюда не в первый раз, Цэцэгма ее узнала. Постоянных клиентов обижать нельзя. Их надо как можно лучше обслуживать и привлекать к себе. Это золотое правило действовало здесь непререкаемо. Главный принцип Ло.Нямжав-гуая. Сначала это было как-то непривычно, но после месяца работы все с удовольствием стали следовать этому правилу. Те, кто работал в кафе, при виде клиента улыбался, делал вид, что рад и благодарен, даже если на сердце кошки скребли. Однажды в первую неделю после открытия кафе одна официантка поблагодарила клиента среднего возраста. Тот выпучил глаза:
- Не приставай, давай! Спасибо, видишь ли! Тоже мне!
Официантка замолчала, покраснела. Она работала совсем недавно и чуть не заплакала. Увидев это, Ло.Нямжав-гуай подошел к ней и сказал громко, так чтобы слышали все вокруг
- Пять хушуров и чай!
Официантка стояла, ничего не понимая. Старик подмигнул ей и попросил быстро принести тарелку. Девушка накрыла перед ним стол, поставил пиалу с чаем и дрожащим голосом сказал:
- Спасибо вам. Приятного аппетита!
- И тебе спасибо, доченька, - ответил Ло.Нямжав-гуай. - Очень уж у вас хорошие хушуры. Мясо свежее, сока достаточно, вкус отличный. В такое кафе люди с удовольствием идут. И то, что вы такого, как я, благодарите, тоже правильно. Мы же вам приносим доход. - Он прямиком зашагал в сторону стола того человека, который ворчал. Сел за него и сказал:
- В Улан-Баторе больше нет такого места, где бы такие вкусные хушуры подавали. Правда же? - И не дожидаясь ответа, продолжал. - Однажды ученый Бямбын Ринчин пришел в китайскую харчевню. Взял несколько хушуров. Откусил один раз, мяса нет. Откусил второй раз, опять нет. Откусил третий раз, хушур кончился. Старик съел хушуры, выпил чай, но не ушел, сидит. Тогда хозяин китаец ему говорит:
- Ой-ей, сто случилось, человека? Исё будесь?
Ринчин-гуай ему отвечает:
- Я тесто от хушуров съел. Теперь жду, когда мясо принесете.
Ло.Нямжав-гуай засмеялся. Засмеялся и мужчина.
- Я по-другому слышал. Этот китаец был хитрый, как лиса. Может быть, его Ринчин-гуай научил. Но когда один человек стал этому китайцу говорить, мол, мяса мало, почти нет, тот рассердился и говорит:
- Ну-ка покажи мне, укуси, - и дает ему еще один хушур. Клиент обрадовался, что ему бесплатно хушур достался и укусил.
- Давай еще раз кусай, - говорит китаец. Тот укусил, снова нет. Тогда китаец говорит:
- Ты слабый человек. Кусай больше! - Тот укусил до конца и говорит:
- Нету!
- Откуда будет? Ты же уже съел!
Мужчина захохотал. Ло.Нямжав-гуай тоже засмеялся. Они, как старинные приятели, доели свои хушуры и, нахваливая кафе, дружелюбно расстались. Грубый мужчина, перед тем как выйти, как будто вспомнив что-то, обернулся и сказал, обращаясь к той девушке и ко всем работникам кафе:
- Спасибо, милая! Вкусные хушуры были. Расскажу нашим с базы. И снова приду.
Ло.Нямжав-гуай, увидев это, довольно засмеялся:
- Вот видите, дети мои? Кто победил? Мы бы должны благодарить его. А это он перед нами почти на колени упал. Мягкость победит грубость обязательно.
Официантка, которая только что готова была расплакаться, заулыбалась. Все развлеклись, как будто сбросили усталость. Больше такого не было. А тот грубиян не только пришел через неделю, но с их базы каждый раз в обеденный перерыв приходил кто-то и покупал по пятьдесят–шестьдесят, даже по сто хушуров.
На улице послышался шум приехавшей машины, мотор громко газанул и затих. Лицо Цэцэгмы загорелось огнем. Она вскочила и кинулась к дверям. С улицы с шумом вошел Яримпил в модной желтой рубашке. Цэцэгма, как ребенок, подбежала к нему, ничуть не стесняясь окружающих, обняла за шею. Яримпилу стал неудобно от такого откровенного выражения чувств, но он не забыл того потрясения, которое настигло его ночью, поэтому ласково отбросил прядку волос, спустившуюся на щеки девушки и нежно улыбнулся ей.
В это время на плиточный пол в кафе упала фаянсовая пиала, и громко заплакал ребенок. Женщина в синем простом тэрлике, которая только что получила у Цэцэгмы три хушура и пиалу чая, схватила ребенка и, отвернувшись, кинулась к двери. Фаянсовая пиала, упавшая на пол, разбилась вдребезги. Яримпил, взглянув на женщину, побледнел до синевы. Цэцэгма закричала на женщину:
- Вы пиалу разбили. Безрукая! Платите теперь!
Женщина, державшая на руках двух или трехлетнего мальчика, как будто ничего не слыша, бросилась в кучу стоящих в очереди людей, выбежала из кафе и в мгновение она исчезла из виду. На тарелке остались один целый и один надкушенный хушуры. Разлитый на клеенчатой скатерти чай, капал на пол.
Цэцэгма метнулась за женщиной, как смерч. Но вскоре вернулась. Яримпил стоял, как вбитый в землю кол, непонимающе смотря перед собой. Цэцэгма не могла сдержаться:
- Какая гадина! Разбила пиалу и при свете дня убежала, как грабитель какой-то. Могла бы хоть извинение попросить. - Грудь у Цэцэгмы высоко вздымалась, дыхание сбилось, лицо потемнело.
Яримпил, придя в себя, молча выскочил из кафе. На улице никого не было. Пусто. Только вдали какой-то человек ехал на велосипеде.
Ло.Нямжав и Цэцэгма выбежали следом. На лице Цэцэгмы проступил испуг и удивление. Ее ярость улетучилась, сменилась страхом. Старик недовольно поглядывал на замолчавшую дочь. Он как будто что-то понял. Яримпил взволнованно спросил:
- Куда делась эта женщина с ребенком? Говори! Куда она ушла? Тебя спрашиваю! - Он сердито кричал на Цэцэгму.
Цэцэгма, отступив на два шага, пролепетала:
- Откуда же я знаю? Села в машину, которая приехала к дверям, и скрылась. Господи, это из-за одной чашки то…
Она никогда не видела Яримпила в такой ярости.
- Быстро за ней! Где наша машина, черт бы ее побрал? - Яримпил кричал и кидался то в одну сторону, то в другую.
- Только что поехала заправиться. Яримпил, сынок, не нервничай так. Все уладится. Давай поймаем машину, - уговаривал его Ло.Нямжав-гуай.
- В какую сторону она поехала? - Уточнил он у дочери. Ничего не понимая, Цэцэгма указала рукой:
- Туда… Яримпил, что случилось? Что с тобой? Кто эта женщина с ребенком? Ты что, ее знаешь? - С недоумением спрашивала она Яримпила.
Яримпил не зная, что ей ответить, растерянно прошептал, то ли себе, то ли окружающим:
- Как похожа! Или я обознался?
-Это Отгон? Ты хорошо ее видел? Это точно она? - Настойчиво спрашивал Ло.Нямжав-гуай. Он тоже тяжело дышал. Яримпил кивнул:
- Вроде бы, она. Не может быть, чтобы кто-то был так похож. Но почему с ребенком?
- Отец, кто такая эта Отгон? Скажи! Так важно? Ну что вы за люди? - Цэцэгма обернулась к Яримпилу:
- Эта женщина часто заходит к нам в кафе. Я только что ее спрашивала, сделать ли ее ребенку кашу? - Она подняла обиженно брови.
- Что? Часто заходит? Почему ты не сказала мне? - Яримпил схватил за плечи Цэцэгму и стал трясти. Глаза его сверкали, ноздри дрожали. Цэцэгма сбросила его руки и отскочила.
- А ты меня просил, чтобы я тебе сказала, когда придет женщина в синем тэрлике и с ребенком? Прямо как в кино «Посланец народа», пропавшая жена Галсан-мэйрэна, какая-то…
Яримпилу было нечего сказать. «Цэцэгма-то в чем виновата?» - Подумал он.
- Значит, она живет где-то неподалеку. Совсем рядом. Успокойся, Яримпил. Узел, кажется, начал развязываться. Я найду Отгон. Когда, не знаю, но найду. Обещаю, - сказал Лло.Нямжав-гуай уверенно.
Яримпил посмотрел на него беспомощным взглядом ребенка. Цэцэгма вскинула глаза. В них читались опасение и ревность.

ХL. ОТГОН НАШЛАСЬ

После этого неожиданного события Яримпил перестал есть и пить. Перестал разговаривать с людьми. За две недели он заметно похудел, стал какой-то изможденный. «Кто это был? Точно Отгон? Или я обознался? Почему она убежала, отвернувшись?» Эти вопросы вертелись у него в голове непрерывно. «Яримпил, ты - дурной человек. Ты, как заведенный, трудишься ради каких-то мятых бумажек, а подругу, предназначенную тебе судьбой, позабыл? И надо же этому случиться назавтра после нашей с Цэцэгмой ночи! Это имеет какой-то тайный смысл! Какой стыд!» Он ругал себя последними словами, мучил, рвал сердце.
Цэцэгма, которой интуиция подсказывала, что случилось что-то непоправимое, ушла с работы и теперь сидела, затаившись, дома. Эту женщину в синем тэрлике, которую никто не знал (Отгон это была или нет, сказать трудно, мало ли похожих людей на свете), она искренне возненавидела. Ей казалась, что эта дрянь мановеньем руки отняла все счастье, всю радость, предназначенную ей, Цэцэгме, и исчезла. Ее любовь, несмелую, только что родившуюся, словно травинка, тянущаяся к свету после дождя, растоптала и изничтожила какая-то неизвестная женщина. От этого хотелось плакать, она не могла удержаться от слез.
Сколько ждала эту любовь Цэцэгма, сколько искала! Разве она раньше не бывала влюблена в мужчину? Бывала! Но никто не мог растопить ее холодного сердца. Цэцэгма совсем разочаровалась в мужчинах, перестала верить в их любовь. Постепенно характер ее изменился, она превратилась в гордую, независимую молодую женщину, которая считает, что просить самой - стыд, заставить себя просить - подвиг. Она стала ходить с высоко поднятой головой, никого не замечая вокруг. Судьба подарила ей редкую красоту, а родители - образование и воспитание. Это позволяло ей надеяться прожить безбедно и самостоятельно. Парни крутились вокруг нее, протягивали руки, как попрошайки. Кто только ни встречался ей на ее дорожке - и молодые и старые. И мужчины старше ее отца забрасывали золотом. И сидевшие на высоких постах обещали счастье. Цэцэгма ни разу не склонилась перед ними. Иногда наоборот, заставляла кланяться себе и забавлялась этим. Но говорят: свинья из лесу, а беда из-под земли. Так в ее жизни появился Яримпил. Цэцэгма расцвела, как цветок, омытый дождем, как листок, обогретый солнцем. Она сразу поняла, что ее надежды всю жизнь крутить головы мужчинам и остаться независимой - миф. Цэцэгма, увидев Яримпила, растаяла, словно весенний снег. Ей хотелось таять, гореть перед ним свечкой. Это была настоящая любовь, что тут говорить? Поэтому и решила взять инициативу в свои руки. И она добилась своего. Как вдруг эта ужасная женщина! По виду - никто и внимания не обратит, в каком-то задрипанном синем тэрлике, про таких говорят: «худонская». Сразу видно - из простых, живет бедно. Еще и с ребенком!
И теперь она должна потерять Яримпила из-за такого пугала огородного? От этой мысли ее сердце начинала бить бессильная дрожь. Было жаль, так жаль! Она хотела объяснить все Яримпилу, раскрыть перед ним свою душу, но он и не смотрел в ее сторону, бежал, завидев издали. Цэцэгма не могла сидеть сложа руки. Если бы было можно, она нашла эту женщину и разорвала бы ногтями ее лицо. А еще лучше вообще стереть ее с лица земли!
Один Ло.Нямжав-гуай продолжал следить за работой, не досаждая ни Яримпилу, ни Цэцэгме. В свободное время он настойчиво искал женщину в синем тэрлике. Ло.Нямжав-гуай испытал все способы, какие только могли прийти в голову. Он взял единственную фотографию Отгон из альбома Яримпила, размножил ее и раздал верным людям. Женщина с ребенком в их кафе больше не приходила. Исчезла, как камень, брошенный в воду. Однако Ло.Нямжав-гуай умел ждать. Если эта женщина с ребенком была Отгон, она обязательно появится снова. Она и раньше заходила в кафе. Значит, у нее было такое желание, и смелости хватило. В противном случае, зачем ей было приходить туда? Возможно, она все так же любит Яримпила и ждет его. А может быть, жизнь ее не балует, она перебивается с хлеба на воду. Что бы то ни было, Яримпил ей по-прежнему нужен.
«Вышла замуж и родила ребенка? Не должна бы. Вот где главная загадка», - размышлял старик. Он подружился с детьми и подростками из домов, окружавших их кафе. Иногда просил их что-то поднести, где-то помочь. Он показал им фотографию Отгон и сказал:
- Посмотрите. Это - молодая женщина в синем тэрлике с ребенком. Она мне должна деньги. Бегает от меня, скрывается. Если где встретите ее, мигом бегите ко мне и скажите.
Ребята, которым иногда бесплатно доставались вкусные хушуры из кафе, согласились помочь с радостью.
Через несколько дней один паренек прибежал к Ло.Нямжав-гуаю. Оглянувшись вокруг, проверив, следит за ним кто-нибудь или нет, он, стараясь сдержать дыхание и понизив голос, сказал:
- Нямжав-гуай! Та женщина сейчас в поликлинике в районе «Сто юрт», показывает там сына. Я ходил туда к зубному. Точно она!
Ло.Нямжав-гуай быстро оделся и вышел следом за пареньком. Через десять минут они пришли в поликлинику. Там было много людей. Везде очереди. Перед дверью с надписью «участковый врач» сидели женщины с детьми. Где-то плакал ребенок, кто-то сердился. Спорили.
- Куда вы идете? Сейчас не ваша очередь!
- Как это не моя? Я утром пришла. Эта женщина передо мной. А эта за вами.
Ло.Нямжав-гуай внимательно изучил всех женщин, сидевших в очереди. В основном молодые. За сорок ни одной. Ни одного мужчины, пришедшего с ребенком. Одни молодые женщины. «В моем детстве, да и в юности, женщины и за пятьдесят рожали детей, - непроизвольно подумал Ло.Нямжав-гуай. - Прошло то время. Теперь мало семей имеет больше одного-двух детей, это уже обуза. А потом и жизнь прижимает, возможностей нет. Если некому смотреть за ними, некому кормить, кто будет стараться заводить много детей? Все больше становится беспризорных. Все это - начало социальных болезней. Тяжелый, очень тяжелые последствия, отделаться от них будет чрезвычайно трудно. Что будет дальше?»
Паренек вертел головой, округлив глаза.
- Пропала! Вот здесь сидела… - показал он пальцем.
- А ты не обознался? - Внимательно посмотрел на него Ло.Нямжав-гуай и легонько хлопнул по плечу. - Может, сочиняешь что-нибудь?
- Как это? Чего я сочиняю? Если не верите, спросите у той тети, - обиженно сказал паренек и показал на женщину в белом плаще, державшую на руках ребенка.
- Шучу, шучу! Если была здесь, далеко не уйдет.
Ло.Нямжав-гуай погладил мальчика по голове, а сам подошел к женщине в плаще, чтобы расспросить ее. В это время открылась дверь, и из кабинета врача вышла взволнованная Отгон. На ней был все тот же синий тэрлик из далимбы. Тэрлик был старый, выцветший, но он не мог испортить цветущей красоты молодости. «Какая очаровательная женщина», - успел с симпатией подумать Ло.Нямжав-гуай. Они столкнулись перед кабинетом врача лицом к лицу. Ребенок тяжело дышал, часто кашлял, в груди у него хрипело. Отгон была испугана.
- Что говорит? Ничего страшного? - Спросила ее женщина в белом плаще, словно они были знакомы тысячу лет.
- Говорит, надо сделать рентген. Может быть воспаление легких.
Отгон заспешила в рентгеновский кабинет. Она была взволнована, растеряна, поэтому совсем не заметила Ло.Нямжав-гуая, рассматривавшего ее с ног до головы.
Да, это никто иной, как Отгон. У нее на руках младенец, явно ее сын. Ло.Нямжав-гуай понял это с первого взгляда. Он хотел поговорить с ней, но обстановка была совсем неподходящая. Теперь, когда она нашлась, можно будет что-то придумать попозже. Повод поговорить найдется. Ло.Нямжав-гуай отвел своего маленького помощника в конец коридора и сказал:
-Ты - умный, наблюдательный мальчик. В будущем можешь стать прославленным разведчиком, таким же, как Рихард Зорге. - Достав из кармана пятьсот тугриков, продолжал, - даю тебе важное задание. С этой женщины с ребенком глаз не спускай. Она, кажется, пробудет в поликлинике долгое время. Потом пойдешь за ней. Ты должен запомнить, куда она пойдет. Узнаешь домашний адрес. И сообщишь мне. Понял?
Школьные занятия закончились, шли каникулы. Мальчугану делать было нечего, он скучал, а задание старика было таким захватывающим, интересным, поэтому он быстро согласился. Ло.Нямжав-гуай же повернулся, чтобы зайти к участковому врачу и взять у него адрес Отгон на всякий случай.
По земляному валу, который защищал юрты от наводнения, впритык стояли заборы хашанов. Между двумя хашанами в небольшом пространстве была втиснута серая четырехстенная юрта. Ни хашана, ни ворот… Яримпил остановил машину у вала пошел пешком. Собаки, охранявшей юрту, тоже не было, поэтому он прямо вошел внутрь.
Раскатывавшая тесто Отгон обернулась на звук открывшейся двери. На западной стороне юрты, на деревянной кровати лежала слепая старуха. Пола не было, земля была покрыта рваными шкурами и войлоками. На ржавой железной кровати в восточной стороне спал ребенок двух или трех лет. На старинном, облупленном деревянном коробе в почетном углу юрты стояла божница, перед ней воскурения в лампадках. В юрте не было больше ничего, что могло бы привлечь внимание.
Отгон, глухо вскрикнув, встала. В глазах за навернувшимися слезами проступили испуг, удивление, радость - все разом. Но скоро их вытеснил стыд. Яримпил стоял столбом, молча, не двигаясь. Ноги как будто онемели, язык, как свинцом налитый, не двигался. Отгон метнулась к нему, но заставила себя остановиться.
- Садись, - с дрожью в голосе предложила она. - Раз уж нашел, что молчишь? - Она сложила войлок и постелила перед ним.
Даже в голосе Яримпилу послышались страшная печаль, обида и любовь. У него потемнело в глазах, к горлу подкатила тошнота, земля как будто покачнулась.
Слепая старуха, лежавшая на деревянной кровати, приподнялась, вытянула шею, продолжая перебирать четки.
- Кто это? Не сынок ли мой пришел? - Спросила она у Отгон скрипучим голосом, полным надежды. Старуха была, как видно, не только слепой, но еще и плохо слышала.
- Нет, бабушка. Этой мой знакомый.
- А-а, - недовольно буркнула старуха и отвернулась к стенке.
«Мой знакомый». Эти слова словно ранили Яримпила в сердце. Сейчас Отгон выглядела, как будто ничего не случилось, она успокоилась, пришла в себя. Налила в пиалу горячего черного чая из термоса и подала ему. Подвинула ближе миску с борцогами . Молчала. Вроде бы, ждала, что скажет Яримпил. Признаков волнения не было видно.
- Отгон, почему ты тогда убежала? - Спросил Яримпил и тут же прикусил язык. Что он спрашивает? Совсем не то, что нужно.
- А что я должна была делать? Повеситься к тебе на шею с другой стороны? - Отгон ответила резко, с неприязнью, но не выдержала и заплакала. Слезы обильно полились по ее щекам.
Яримпил осторожно встал, подошел к ней, погладил по голове и прижал к груди. От нее шел знакомый сладкий запах, который описать невозможно. По груди потекла влага. Отгон плакала и всхлипывала, как ребенок. Сердце ее рвалось из груди, громко стучало, казалось, сейчас разорвется. Яримпил обнял ее и, сам не заметив, заплакал тоже. Проснулся и захныкал ребенок. Старуха, не понимая, что случилось, испуганно вертела головой.