XLVI. ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ

Яримпил вздрогнул и оглянулся, когда кто-то схватил его за руку. Бородатый телохранитель, шедший немного позади, не задумываясь, подскочил и одним рывком перебросил подошедшего человека через плечо. Тот, слабо вскрикнув, ткнулся лицом в землю.
- Ты что, Яримпил? - Через силу сказал человек. Дыхание от удара под ложечку прерывалось, его мутило.
Голос показался Яримпилу знакомым. Он закрыл дверцу машины и посмотрел на говорившего. У его ног лежал, морщась от боли, товарищ по неволе, тюремный поэт Ядам. Яримпил жестом остановил бородатого телохранителя, собиравшегося ударить Ядама ногой, и недоверчиво произнес:
- Ядам, ты что ли?
Ядам, обрадовавшись, что его наконец узнали, ответил, вставая:
- Конечно же, я, Ядам! - В сумерках его глаза светились торжеством.
- Вышел уже? Ну, здравствуй, здравствуй! - Яримпил дружески пожал Ядаму руку.
- Видишь? Жив! Еле-еле досидел. Двадцать дней как на свободе. Мунхо тоже отпустили. По амнистии.
- Да? А что же не позвонили, ничего не сказали?
- Тебя же не найдешь! Я уже полмесяца болтаюсь здесь, прихожу к дверям и вечером и утром, и то никак не мог увидеть. Думаешь, чего я тут сижу, как собака на привязи? Чуть не убили, ох-ох. Этот твой здорово бьет. Тоже с зоны?
- Нет. При чем тут зона? Что нового-то? Чего пришел? Извини, брат, я спешу очень.
Услышав эти слова, тюремный поэт чуть дара речи не лишился от страха. «Если сейчас упущу, больше уже поймать не смогу», - испугался он. Сглотнув, на одном дыхании выпалил:
- Яримпил, дорогой, помоги другу-товарищу. У Мунхо все нормально. А я вот остался без ничего. Мы ж друзья были, помоги ради нашей дружбы. - Слова налезали друг на друга, он выглядел жалко.
Лицо Яримпила дрогнуло от досады, но он быстро взял себя в руки.
- Чем я могу тебе помочь? Я же стихов не пишу, - попытался он увильнуть.
Ядам снова схватил его за руку, но под грозным взглядом бородатого телохранителя, испуганно отпрянул.
- Мне работа нужна. Сколько хожу, никак не найду. Как узнают, что из тюрьмы вышел, так сразу и от ворот поворот.
- Ну и что? - Коротко спросил Яримпил.
- Если так будет продолжаться, то я и за год не найду. Возьми к себе. Спасешь меня. - Ядам решил сказать прямо.
- Куда? Я же не выпускаю журналов и газет, не печатаю художественную литературу, - пожал плечами Яримпил.
- Да куда угодно. Могу делать все, что прикажешь. Я и черной работы не боюсь. Возьми рабочим на производство костяной муки. Можно и в кафе. У тебя хорошее кафе. Здорово устроено.
Яримпил был в затруднении. Этот чертяка везде побывал, все пронюхал. Еще возьмет и попросится на мой любимый завод, так называемое производство ХХI века. Ядам ведь, как болячка, прилепится - не отлепится.
- Идти работать, куда ты сказал, бессмысленно. Я все свои малые предприятия продаю, уже сговорился с людьми. Новые хозяева сами решат, кого куда брать. Они вправе моих старых работников поменять. Поэтому туда идти не стоит.
- Что же мне теперь делать, а, Яримпил? Если работы нет, зачем мне свобода? Лучше уж на зоне жизнь провести. - Ядам вздохнул так, что у него что-то внутри хрустнуло.
В голове Яримпила, лихорадочно искавшего способ отделаться от Ядама, мелькнуло имя Батсайхана. Он достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.
- Да? Кто это? Яримпил? Сколько лет, сколько зим. Какой сегодня знаменательный день! Видно, все звезды сошлись. - Батсайхан говорил весело. Это было слышно даже стоящим рядом с Яримпилом людям.
- Это я. Ну что нового у уважаемого депутата? Как ваши?
- Да что там нового? Заседаем до дыр в брюках. Нет времени даже выйти на воздух из Серого дома. Стариков почти не вижу. Они, вроде, ничего. Мать иногда звонит.
Ну, это ладно. Как ты-то? Все мешками деньги набиваешь? Хорошо, наверное? Свобода. Куда хочешь, туда и летишь, как птичка. Завидую тебе со страшной силой. Телефон зазвонит, я все думаю, не ты ли. Нет, не ты. Ну, слава богу, хоть не забыл.
Яримпил сделал вид, что не услышал шутки Батсайхана, пропустил ее мимо ушей.
- Старик, у меня одна просьба. К кому еще обратиться, как не к тебе, государственному человеку? - Яримпил замолчал, пытаясь понять реакцию Батсайхана.
- Говори же. Что там у тебя? Мне букашке, заседающему в Великом Народном Хурале, и честь и удовольствие исполнить просьбу такого денежного мешка, как ты. Награда-то будет немалой, верно? - Захохотал Батсайхан.
- Нужно одного человека устроить на работу. Хорошо пишет. Лирические стихи пишет запросто. По части печати, информации - дока. Другой работы тоже не боится, ни от чего не откажется.
- Можно его устроить в администрацию председателя управы района, поручить отвечать за печать. Как зовут? Давай я прямо сейчас позвоню туда. Ему же не обязательно сразу в начальники. Да? А то я только что просил устроить двух начальников отдела и управления. Сейчас кроме как место начальника сектора, ничего другого нет. Потом, через некоторое время что-нибудь придумаем. Имя повтори.
- Ядам. Поэт Ядам, так там и скажи.
- Понятно. Будет исполнено. Через пять минут я тебе перезвоню, ладно? - Батсайхан разъединился.
- Я спешу, - сказал Яримпил Ядаму. - Поехали. Садись в машину. Там поговорим. Все сели в новенький «Ландкрузер», от которого еще пахло заводской краской. Машина легко тронулась. Они не проехали и двух автобусных остановок, как зазвонил телефон Яримпила. Это был Батсайхан.
- Яримпил, я поговорил. Завтра к началу работы пусть пойдет в администрацию района и скажет, что от меня. Я попросил, чтобы ему дали работу представителя прессы.
- Спасибо. Видно, что ты-настоящий влиятельный государственный человек. И дальше радуй окружающих, ладно? - Пошутил Яримпил.
- Денежный мешок не забудет, надеюсь, моих усилий. Позолотит ручку. Только об этом и думал, поэтому так быстро устроил.
- А кто этот председатель управы? Сказать, чтобы прямо к нему обращался?
- Прямо к нему. Пусть скажет, от меня. Можно, и от тебя. Он возражать не будет.
- Как это? Я же не знаю этого человека.
- Ты что, шутишь? До сих пор не знаешь? Председателем управы района работает Щербатый. А Бугор у него заместителем.
- Что? Что за Щербатый, что за Бугор. Кто это?
- Нельзя забывать друзей, Яримпил. Я друзей никогда не бросаю. И в будущем не буду. Проще работать, им можно верить. Это ты в последнее время сторонишься нас. Лантав-дарга не очень доволен. Разве бывает экономика без политики? И политики без экономики не бывает. Только тесно сотрудничая, можно добиться успеха. Подумай. Ладно, старик, начинается закрытое заседание партийной фракции, меня зовут. До свиданья, поговорим позднее. Освободи вечерок, сходим в казино, поиграем вместе.
Яримпил задумался, услышав сказанное Батсайханом. Действительно, он все дальше отходил от жизни, от политики. Но в его голове не осталось места для иных мыслей, кроме как об интересных сделках и выгодном бизнесе. Батсайхан, оказывается, стал окружать себя друзьями по тюрьме. Они работают, или ничего не делают? Что из этого получится? Вспоминать прошлое не хотелось. Намного интереснее было то, что ему предстояло. Надо было обдумать, с чего начать разговор с господином, к которому он ехал. Яримпил высадил по дороге Ядама и поехал на встречу. Через минуту он уже забыл и о Ядаме, и о Щербатом, и о Бугре.
Яримпил никак не находил время встретиться с Батсайханом и поговорить с ним. Даже не поинтересовался, устроил он Ядама на работу или нет. Тот перестал показываться. Значит, куда-то устроился. Батсайхан несколько раз звонил ему, приглашал в казино покрутить рулетку, попытать счастье в настоящей мужской игре. «Могу познакомить тебя с владельцем, - предлагал он. - Он умеет обслужить людей с деньгами. На высшем уровне. В один вечер можешь выиграть миллион».
Яримпил каждый раз придумывал удобный предлог для отказа. Поняв, что Яримпил не стремится к общению, перестал звонить и Батсайхан. Потом Яримпил побывал в Гонконге, Токио, провел переговоры в Москве. На родине много ездил по стране. Не заметил, как прошел год.
В пекинском аэропорту Яримпил пересел на миатовский «Боинг». Стюардесса принесла газеты. В бизнес-классе почти никого не было. Салон был практически пуст. Недалеко сидела какая-то женщина с ребенком. Яримпил, позевывая, просматривал газеты, как вдруг увидел на первой полосе газеты фото Батсайхана с несколькими другими членами Великого Народного Хурала. Большими буквами, так что и слепой не пропустил бы, было написано: «Они брали взятки». Яримпил только час назад прилетел в Пекин из Токио, поэтому не видел еще дневных газет.
Яримпил стал жадно читать. Батсайхан был замешан в деле о взятках и казино. В газете было написано, что этот вопрос будет рассматриваться на сегодняшней сессии Великого Народного Хурала. Прочитав информацию еще раз, Яримпил приподнялся и обернулся. Сидевший на переднем сидении второго салона и не отрывавший глаз от хозяина Бородатый тут же подошел. Он уже научился понимать по одному взгляду, что хочет сказать хозяин. Яримпил посмотрел на него внимательно:
- Читал? Ты же знаешь Батсайхана? Возьми эту газету и сохрани. Когда прилетим в Улан-Батор, просмотришь все газеты, желтые и прочие, соберешь те, где есть заметки и статьи, связанные с этим делом, и принесешь мне.
Телохранитель кивнул головой, взял газету, положил в карман и вернулся на свое место.
Взятки, коррупция стали главными темами в беседах уланбаторцев. В желтой прессе писали много разного - о том, как Батсайхан брал миллионами и бросал на ветер, как на вертолете летал с любовницей на курорт «Восьми озер», пьянствовал там и предавался разгулу. В тот вечер на сессии Великого Народного Хурала рассматривали вопрос о временном приостановлении полномочий Батсайхана и его приспешников. Заседание продолжалось ночью и закончилось на рассвете. В три часа ночи Батсайхан позвонил Яримпилу. Тот с удивлением взял мобильный телефон, увидел номер Батсайхана и задумался, не зная, включать трубку или нет. «Если ночью звонит, значит, здорово припекло. Полиция уже, наверное, следит, куда и кому он звонит, затаив дыханье, прослушивает его телефон. Зачем лезть в это дело? Еще притянут куда-нибудь. Не буду отвечать», - и отключил телефон. Сон ушел, и он долго лежал, ворочаясь, в постели. Яримпил встал, зажег настольную лампу, достал из портфеля автоматический пульт, набрал шифр и нажал кнопку. Сервант красного дерева, стоявший в комнате, мягко сдвинулся с места. Показалась стена. Яримпил тронул рукой обои, они тут же раскрылись. В стену был вставлен небольшой сейф. Яримпил открыл ключом свой секретный ящик в бетонной стене. Прочный сейф, который не ломался и не горел даже при попадании бомбы и пожаре. Как только дверца сейфа открылась, внутри зажегся яркий свет. В нем заблестели золотые слитки, составленные в три ряда, а сверху надменно смотрела Белая Дара-эхэ, гордая своей красотой. Яримпил все Бурханы и драгоценности, спрятанные монахами Манджушри-хийда, продал несколько лет назад господину Янагисова. Он боялся продавать по частям разным людям, так как это дело могло обернуться и тюрьмой. Нужно было отдать их человеку, который мог бы спокойно вывезти из Монголии. У него был один такой знакомый - Янагисова. Только Белую Дара-эхэ он не продал, оставил себе. Иногда, когда на душе было сумрачно, Яримпил доставал ее, рассматривал, долго сидел перед ней, задумавшись. Он никогда не держал без движения ни одного тугрика. Лишь Белую Дара-эхэ не трогал. Яримпилу казалось, что этот Бурхан сторожит его богатство и удачу. Золотые слитки, сложенные в три ряда, вместе с Белой Дара-эхэ были частью его неприкосновенного запаса, который он составил, продав Бурханов и драгоценности, много лет пролежавших под землей. Ему не хотелось оставлять Белую Дара-эхэ одну, поэтому он и поместил туда слитки. «Богатому человеку негоже держать деньги только в банке. И под рукой должен быть какой-то запас», - думал Яримпил. Но он не спешил использовать этот запас. Лишь Белая Дара-эхэ и восемьдесят один золотой слиток, окружавшие ее, не служили его принципу, по которому каждый тугрик должен днем и ночью, утром и вечером находиться в обороте и приносить выгоду. Каждый слиток весил триста грамм.
Яримпил прямо посмотрел на Белую Дара-эхэ. «Я иду правильным путем. Почитаю только золото, серебро и богатство, умножаю их и совершаю тем самым благое дело. Я не бросаю деньги направо-налево, не спускаю, словно воду в песок, как Батсайхан. Не проедаю, не пропиваю. Молюсь на них, будто на высшую святыню. Я иду правильным путем. На этот путь меня направили вы, чудесная и светлейшая Белая Дара-эхэ».
Мысли его успокоились. Яримпил тихо закрыл сейф на ключ. Настенные обои соединились, перед ним была простая стена. Он нажал на кнопку на пульте, сервант тихо встал на свое старое место. Все, что он только что разглядывал, бесследно исчезло. Это была обычная квартира, как будто здесь ничего и не было. Яримпил лег в постель и накрылся одеялом. До рассвета было еще далеко. Он тут же заснул.
Утром, придя на работу, Яримпил услышал ошеломляющую новость. Ночью Батсайхан был арестован и посажен под следствие в Колодец. Все только об этом и говорили. Яримпил горько усмехнулся и позвал телохранителя.
У советника помутилось в голове, когда он услышал, что сын арестован. «О, господи, это должно было случиться. Камень, брошенный наверх, падает тебе же на голову», - думал он с болью. Жена, узнав об аресте сына, потеряла сознание. Старик старался привести ее в чувство. Он не понимал, что делает, то кидался в разные стороны, то застывал на одном месте. Жена, придя в себя, чуть слышно прошептала:
- Позвони Лантаву. Кто еще есть? Нет больше никого, с кем можно было бы поговорить?
- Ты только не волнуйся,-осторожно сказал советник. - Ну, поговорю, так его же не отпустят сразу. Не будем уж позориться перед людьми.
От этих слов жена пришла в себя. Она встала, умылась холодной водой и заявила:
- Нет, я пойду и спрошу у председателя Великого Народного Хурала - почему арестовали моего сына?!
Громко хлопнув входной дверью, жена советника ушла.
Советник уже давно не выходил из дому, так как неважно себя чувствовал. Он остался дома. Нервничая, целый час пытался связаться с Лантавом. Тот постарался успокоить старика:
- У меня заседание. Позвоню попозже. Не волнуйтесь. Все разъяснится. Только суд может установить вину. Сейчас его допрашивают всего лишь как подозреваемого.
Голос Лантава звучал неубедительно. Старик почувствовал боль в сердце. Он вскрикнул и упал в кресло.
Жена целый день бегала по всяким начальникам. Наконец, получила разрешение встретиться с сыном в Колодце. Батсайхан выглядел ужасно, он похудел и посерел. Кто-то его ударил, на скуле виднелась рана.
- Кто тебя так, сынок? - Спросила испуганно мать.
- Никто, мама, ничего страшного. Поскользнулся в темноте.
О том, что в тюрьме его избили заключенные, он никому не сказал. Не заявил и надзирателям. Вспомнил из старого, почти забытого опыта, что об этом нельзя и заикаться. Как только он вошел в камеру, перед глазами показался здоровенный бородатый малый. Никто не посмел бы и пикнуть против такого. Неписаный тюремный закон о том, что сильный попирает слабого, все еще действовал, Батсайхан понял это на своей шкуре. Бугор одним ударом свалил его на землю. Когда он очнулся, голове было горячо, а на лицо лилась теплая влага. По приказу Бугра темнолицый худой парнишка мочился на голову Батсайхана. Как видно, сюда не проникли демократия, реформы, права человека и свободы.
Когда раздавленная событиями жена вернулась из Колодца, советник Мундагбатар-гуай полулежал в кресле с открытыми глазами. У него остановилось сердце. Жена закричала так, что задрожали стены и потолок, а потом упала без чувств.